Она была хороша. Чёрные прямые волосы и аккуратно уложенная чёлка на бок идеально оформляли её немного детское, но безукоризненно правильное лицо. Едва заметная розоватость, эдакий кокетливый румянец на слегка пухленьких щёчках и, конечно же, ни единого прыщика, что совершенно не удивляло. Маленькие и слегка пухленькие губы. Брови чуточку домиком, не слишком толстые и не выщипанные намертво. И глаза. Огромные распахнутые глаза цвета несозревшего крыжовника, обрамлённые такими длинными и пушистыми ресницами, что можно было бы ими ловить снежинки налету. Хотя такими ресницами лучше ловить чужие грёзы, самые тайные, самые сокровенные ночные грёзы. Что она и проделала со мной. Боже, как она была хороша. Стоит ли говорить о фигуре таких созданий? Легкие и утонченные кисти с длинными пальчиками, круглые плечи. Этот совершенный переход от тонкой талии к округлым бедрам. Такие спины рисуют художники, вы наверняка видели их на бесчисленных полотнах: этот интимный ракурс с полуоборотом головы и зовущий взгляд. Длинные ноги, не слишком худые и совсем не толстые, маленькие аккуратные ступни. Идеальная упругая грудь. Да, такими ресницами ловить надо только чужие сны. Я влюбился в неё с первого взгляда – так она была хороша. Девушка, о которой я всегда мечтал, и которой у меня никогда не было. Слишком прекрасная для меня, но… Она пришла в мой дом в пятницу вечером. Я уже совсем заждался её, я уже думал, что она потерялась, но нет. Звонок в дверь, получите, распишитесь. Я не мог поверить в это, так я был счастлив. Она пришла вечером пятницы и больше никогда, никогда не покидала меня. Я любил её. Она была единственным созданием на свете, которое я действительно любил, искренне, от всего сердца. Такую молчаливую, неприхотливую и покорную. Такую терпеливую. Бывало, я приходил с работы злой и уставший, недовольный собой, ворчливый, и она тихо выслушивала все мои капризы и жалобы, конечно же, молча, слегка улыбаясь своим крохотным ротиком. Тогда она казалась мне идеальной. Да и как может быть не идеальна такая красавица, которая вдобавок к своей красоте ещё и не имеет дурных привычек, никогда не скажет лишнего слова, никогда не повысит на тебя свой голос и, самое главное, никогда никуда от тебя не уйдет, не бросит тебя, не променяет на пышность и шум клубов и вечеринок? Как может быть не идеальна та, что выполняет все твои эротические прихоти беспрекословно, но при это принадлежит и принадлежала всегда только тебе? О, как же я её любил. Иногда, возвращаясь с работы, я покупал ей букетик цветов. Она всегда принимала их своей полуулыбкой, и мне казалось, что она радовалась им. Конечно, мы никуда не ходили. Я никогда и никому не показывал её, я всегда боялся этого. К счастью, такому, как я, её особо не кому было показывать, потому лишних вопросов от посторонних людей не возникало. Только косые взгляды соседей, которые слышали по ночам скрип кровати и мои, порою, безудержные стоны и никогда не видели ту, что вызывает все эти звуки в моей вечно пустующей квартире. Иногда я приносил ей конфеты, или другие сладости. Я каждый день говорил ей комплименты, я делился с ней самым сокровенным, что было у меня на душе, и она ни разу не подняла меня на смех и ни разу ни в чем ни обвинила. До того, как у меня появилась она, я был так одинок, но с ней появилось то иллюзорное счастье, что длилось все эти прекрасные месяцы. До сегодняшнего дня. Сегодня на работе я получил приглашение на свадьбу от одного из сотрудников. Приглашение было на двоих. Весь день я проходил хмурый, понимая, что не могу взять её с собой. Но это натолкнуло меня на другие мысли… Я никогда не смог бы жениться на ней. Я никогда не смогу показать её своим друзьям и познакомить с родителями. Никогда не смогу всего того, что вообще делают нормальные люди со своими вторыми половинками. К концу рабочего дня моё настроение скатилось в пропасть. Я шёл домой. Осень подходила к концу, дождь уже шёл вперемешку со снегом, серые стены домов, серые плащи на тысячах таких же идущих домой, серое свинцовое небо над головой. Такое бывало со мной в периоды моего жуткого одиночества, и уже скорее по привычке, нежели по желанию, я взял бутылочку крепкого в ближайшем магазине. Вы вряд ли хорошо представляете себе, как это – придти на кухню, поставить бутылку на стол и пить её в одиночестве практически без закуски до тех пор, пока мысли в голове не потеряют ясность до последней капли. Только сегодня вечером я так и не добился этого. И поэтому я пишу эту записку. Дело в том, что, пока я пил, я многое понял. Наверное, даже слишком многое. Чересчур, что бы выдержать это. Она была идеальна во всех отношениях, кроме одного: она не любила меня. Она никогда не могла любить меня. Она была хороша, словно сон, но совершенно пуста. «Ты не любишь меня,» - сказал я, входя в нашу комнату. Она встретила эту фразу своим вечным молчанием и тихой улыбкой, которую рисовал Да Винчи. «Ты не любишь меня!» - но снова тишина в ответ. Впервые её молчание разозлило меня, и в это мгновение я вдруг осознал, что она всегда молча слушала меня, потому что она всегда была пуста. Потому что ей всегда, всегда было плевать, если только возможно на что-то плевать с её совершенно пустой головой. Всё, что я думал по поводу её молчания, я придумал для себя сам. Я сходил с ума, и я с легкостью принял собственноручно созданную иллюзию понимания. Я взглянул на неё. Она как обычно таращилась на меня своими глупыми глазами и слегка по-детски улыбалась. Холодная и безразличная. Я сел на край кровати и горько заплакал. Я плакал так долго, что мои глаза чуть не вытекли вместе со слезами. И, в конце концов, я захотел покончить с ней, покончить со всем этим раз и навсегда. Я пошёл на кухню и взял нож. Она была сказочно хороша, я любил её всем своим сердцем, но она… Она никогда не любила, она никогда не полюбит меня. Пустая и глупая кукла. Простите мне моё сумасшествие.
Выдержка из утренней газеты: « Вены на руках вскрыты вдоль, судя по всему ножом, зажатым в руке трупа. Предположительно самоубийство. На месте происшествия так же была обнаружена секс-кукла, анатомически верная, но приведенная в неисправность с помощью ножа. В глаз куклы воткнута английская булавка с запиской…»
Он говорит, что сам придумал её чувства, а потом говорит: "Она как обычно таращилась на меня своими глупыми глазами и слегка по-детски улыбалась. Холодная и безразличная." Холодность и безразличность ведь тоже придуманы им.
Он её не любил.
