Приветствуем тебя, Странник. Сейчас Пт, 26.04.2024, 09:40. Ты можешь прописаться в замке. | » Вход для жильцов «.
Навигация
Категории произведений
Романтические [69]
Об одиночестве [11]
Философские [16]
Мистические [130]
Иронические [16]
Юмористические [3]
О природе [0]
О животных [1]
Притчи [1]
Сказки [3]
Без цензуры [7]
Последние произведения
Лучшие произведения
Главная » Произведения » Проза » Романтические

Она любила танцевать [Романтические]
– Пришёл твой друг, - сказал Марк, подойдя к ней в раздевалке, – Выпроводить его?
Она улыбнулась чуть заигрывающей улыбкой.
– Нет. Пусть посмотрит. Усади его поудобнее.
Марк довольно улыбнулся.
– Хорошо. Давай, девочка, покажи ему.
Заиграла музыка. Её выход.
Мягким сексуальным движением она отбросила занавеску и…

***


Они никогда не спрашивали друг у друга, почему кто-либо из них занимается этим. Как писатели, которые не спрашивают друг у друга, откуда появляются идеи, потому что знают, что не знают, также и здесь, в этом бизнесе у каждой была своя история, которая оставалась только её историей. Они не спрашивали. Они могли поинтересоваться о чём-нибудь другом, например, о беременности, но не об этом. Они просто общались и в целом хорошо относились друг к другу. У них были взаимопомощь и совместные праздники, а иногда и сам хозяин был в таком хорошем расположении духа (особенно если совершал хорошую сделку относительно новенькой), что мог даже сделать каждой из них небольшой подарок. Собственно, хозяин и его помощник тоже очень хорошо относились к своим девочкам, и девочки их любили. Естественно, не всегда всё было прекрасно и гладко, но конфликты быстро улаживались, когда по-хорошему, когда не очень. И чтобы ни случилось, если танцовщица в состоянии выйти на сцену, она выходила, моментально преображаясь в сексапильную соблазняющую красавицу, танцующую под дождём бросаемых посетителями купюр, часть из которых нередко проглядывала у танцовщицы из-под резинки трусиков, если они были на ней. Нужно показывать только то, что хотят видеть посетители. Это бизнес, девочки, здесь нужно ваше тело и умение заставлять посетителей платить.
Год назад, в начале сентября 2010 года, Наташа пришла в этот бар, Той Чест, который располагался возле магистрали Форд Роуд и внешне казался неказистым одноэтажным зданием со стенами бежевого цвета, но был довольно широким и длинным. Единственное, что говорило о том, что же это за место, был плакат, установленный возле здания. Друг под другом на нём были кричащие надписи:

Той Чест
Бар & Гриль
Горячие девочки
Холодное пиво
Персональное обслуживание


Вход располагался с восточной стороны. Пройдя на входе пост охраны, Наташа минула раздевалку, освещённую белым светом люминесцентных ламп, и повернула налево. Перед ней была комфортно оборудованное столиками с пепельницами, мягкими красными креслами и диванами помещение, наполовину отделённое стеной, как перегородкой, от коридора, по которому Наташа прошла до фиолетовых полупрозрачных штор, налево от которых располагались туалетные комнаты. Откинув шторы, Наташа оказалась в просторном зале, освещённым приятным смешением мягкого голубого и фиолетового света. Сразу бросалось в глаза, что интерьер клуба был выполнен в бордовых тонах. Прямо перед Наташей был шикарный бар, растянувшийся почти на всю стену с множеством разнообразнейших напитков и целым рядом высоких конусообразных стульев со спинками. Несколько небольших ламп, встроенных в стену светили мягким фиолетовым светом. Половина зала была занята круглыми дубовыми столиками с массивными ножками, которые можно использовать для эротических танцев девушек, с такими же комфортными креслами, что и в помещении вне зала, а местами перед диванчиками с креслами вместо столиков был установлен шест для танцовщицы. Направо были расположены две сцены, рядом друг с другом, в форме окружностей и с установленными в середине каждой шестами для танцовщиц. За ними располагалась большая полуовальная сцена, соединённая с маленькими двумя сверкающими цветными дорожками. Приятный свет лился в основном именно со стороны сцен, над, за и под которыми были установлены софиты, а также работала подсветка. Сцены были отделены невысокими продолговатыми загородками, перед которыми полукругом расположились несколько красных, с бархатной драпировкой, диванов для зрителей. Справа от сцен для танцовщиц находилась сцена для исполнения живой музыки, на которой сейчас было только пианино, что находилось с левого её края. Между сценами и возле бара были заметны закрытые двери – вероятно, VIP-комнаты для персонального обслуживания. Над центром зала был укреплён большой с разноцветными лампочками шар, и ещё один такой же, но поменьше, – над большой сценой. По углам под потолком ждали представления прожекторы.
Из вошедших сюда потенциальных танцовщиц Наташа была первой за последние пять лет, кого взяли, несмотря на отсутствие опыта. Убедившись в её желании работать, в умении соблазнять, пуская в ход всю свою сексуальность, сексапильность, обаяние, которые они испытали на себе, хозяин, посоветовавшись с своим помощником, которого звали Марк, спросил у неё документы и разрешил показать, на что она способна на сцене. Стараясь не показывать своего волнения, Наташа взошла на первую из двух сцен. Но её волновало не то, что им не понравятся её движения. Напротив, она была уверена, что им понравится. Наташа беспокоилась только из-за документов, поскольку там была информация о том, что у неё есть дочь и о том, что она по национальности русская. Но, видимо, их эти детали мало волновали. Больше всего их интересовало собственно наличие документов, гражданство и возраст. По этим параметрам она спокойно проходила – гражданка США, год рождения: 1987, а выглядела она просто ослепительно. Стройная, подобно лани, молодая женщина, с прямыми чёрными блестящими волосами, опускающимися до поясницы; с изумительно ровными длинными ножками, чуть выше колен прикрытыми обтягивающей юбкой, и восхитительной грудью, скрывающейся за такой же обтягивающей футболкой под лёгкой кожаной курточкой. Высокий лоб, чуть изогнутые брови над выразительными и добрыми глазами, слегка отдающими беззащитностью, но прекрасно сочетающимися своим зеленоватым с жёлтыми вкраплениями цветом с чёрными волосами. Идеально пропорциональное лицо с прямым носиком, полными бледно-красными губами и белыми щёчками, с едва заметным в свете софитов в затемнённом помещении клуба румянцем. Лицо её отражало падающий на него свет ровной белизной здоровой нежной кожи. И всю её нежность, женственность, грациозность и изящество подчёркивали приятный на слух мелодичный голос, светлая обаятельная улыбка и звонкий красивый смех. Хозяин и его помощник спросили только, не помешает ли наличие ребёнка работе, на что она облегчённо и с абсолютной уверенностью ответила: «Нет, совершенно».
А потом Марк проводил её за кулисы, и они спустились по маленькой, в несколько ступенек лесенке, в помещение, где была раздевалка для танцовщиц и одновременно примитивный салон красоты. Наташа почувствовала лёгкий запах сигарет, въевшийся в стены и мебель, проникающий сюда, вероятно, из зала, хоть последний и был расположен выше. Однако он был хорошо разбавлен куда более сильно чувствовавшимся слегка застоявшимся и смешанным, но всё равно приятным ароматом разного типа духов, которые также старались скрыть много более слабый, чем от сигарет, но более неприятный запах пота. Прямо перед собой Наташа увидела шесть стульев перед большими зеркалами, где всё было заставлено сумочками, помадами, тушью, блёстками, косметичками, и самих девушек. Два стула были пусты, на остальных сидели другие танцовщицы. Справа, у стены, была непосредственно раздевалка. Девушки оглянулись.
– Вот, знакомьтесь, это Наташа, – с улыбкой представил Наташу Марк. – Теперь она с нами! Наташа, это Сильвия, – он указал рукой на сидящую с левого края стройную брюнетку, лет двадцати четырёх, которая поприветствовала новенькую коротким взмахом руки, улыбкой и приветом, – Джесси (она выглядела несколько старше, чем Сильвия, но была ни чуть не менее привлекательной. Она улыбнулась и сказала «Добро пожаловать!»), Джо (одного возраста с Сильвией, только блондинка, любившая, по всей видимости, розовый цвет. На ней почти всё было розовым: помада на губах, браслет на руке, юбочка, босоножки. Она окинула взглядом Наташу так, словно обрадовалась, увидев её, и воскликнула: «Привет! Ты такая красивая!»), Шерон (блондинка лет двадцати восьми, с пышными вьющимися волосами и строгим, но приветливым лицом. Шерон так же приветливо улыбнулась, поприветствовала новенькую и вернулось к тому, чем была занята, когда её отвлекли – подкрашиванию губ) А где Лизи?
– Она сейчас вернётся, курит, – ответила Джесси.
– Значит, познакомитесь, как вернётся. А пока… – он провёл Наташу до стула, что был ближе к Джесси, – вот твоё место, устраивайся. Через полчаса открываемся! – объявил он всем и вышел. В это время за шторами, висевшими слева от Миа, раздался звук открываемой двери, потом хлопок – дверь закрылась. Это вернулась Лизи, рыжеволосая сногсшибательная красавица. Её походка была расслабленной и неторопливой, отражала стройность и изящество, слегка вьющиеся пышные волосы опускались до плеч, взгляд, прикрытый длинными ресницами, был направлен вниз. Увидела Наташу она практически сразу, как только вошла. В этот момент Лизи словно распахнула глаза, сияющие добротой и приветливостью под низкими ровными бровями. Подойдя чуть ближе, она спросила:
– Так это ты новенькая?
Её карие глаза пленили Наташу, хотя, казалось бы, ничего особенного в них не было, и она, немного сконфузившись, отвела взгляд:
– Да. Наташа.
– Я Лизи. Добро пожаловать в нашу дружную семью, Наташа.
Сильвия чуть слышно фыркнула, услышав такое приветствие. Лизи покосилась на неё, но ничего не сказала.
Через сорок минут Наташа узнала, что Джесси – лучшая. А через пятьдесят Джесси сказала ей:
– Вперёд, девочка, иди к славе!
И Наташа вышла. С этого выхода и началась её карьера и поход к славе.
Через полгода она уже стала известной и выходила под бурные аплодисменты и свисты посетителей, в свете софитов и прожекторов, блистательная и неповторимая, под медленную или энергичную эротичную музыку. Теперь она была лучшей. Лучшей и знаменитой. Не потому, что хотела этого. Нет. Она хотела другого. Но эта её мечта разбилась – танцевать на большой сцене. Одна из причин, почему она оказалась здесь. Она просто любила танцевать.
Она изгибалась подобно лозе вокруг шеста, грациозно, изящно, словно пантера, отражаясь в глазах клиентов, похотливый взгляд которых улавливал всё, мельчайшую деталь её движений. Её волосы цвета каштана создавали лёгкий вихрь пьянящего ветра, касаясь обоняния каждого присутствующего, с лёгким трепетом воздушной ткани, то и дело открывающей взглядам гладкую кожу. Она обнимала, обвивала шест своими белыми тонкими руками, прелестными на высоких шпильках ногами, иногда переворачиваясь вниз головой и съезжая по шесту на одних ногах, раскинув руки и медленно ложась на сцену, на мягкий бархатистый ковёр своих шикарные объёмные волос. Или же крутилась только на одних руках. Сгибая и разгибая свои красивые ноги, раздвигая их и сдвигая, изгибаясь подобно гимнастке, переворачиваясь на спину и обратно, касаясь ладонями и волосами того или иного посетителя, она была богиней в их глазах. А потом она отворачивалась и, медленно поворачиваясь, также медленно расстегивала и снимала лифчик, обнажая восхитительные груди. Потом она вновь подползала или подходила к тому или иному посетителю, заигрывала дразнящим взглядом и соблазнительными движениями и легко и нежно отталкивала прочь. И кульминацией её выступления было медленное снимание трусиков, но так, чтобы никто не видел её прелестей, там, под ними – предельно скромно и развратно в одно и то же время. Она скрещивала ноги и изгибалась так, что был виден только маленький треугольник её тёмных волос на лобке. За это её прозвали «Скромной развратницей». Сценическое же имя было «Искусительница».
Она давала им то, что они хотели видеть, чувствовать – откровенность и недоступность, вызов и покорность. Она жгла их души, опустившиеся на уровень ниже пояса, под волосатое брюхо (которое было у большинства), души женатых и одиноких, возбуждала и сводила с ума. Она покоряла их, она была лучшей. Лучшей и недоступной. Потому что она не шлюха, не проститутка – она танцовщица. Наташа ненавидела слово «стриптизёрша», для неё это слово значило нечто низкое, презрительное, даже продажное, поэтому она всегда говорила, независимо от ситуации, – «танцовщица». Она была танцовщицей и никак иначе. Но Наташа не наслаждалась своей работой. Для неё это была вынужденная, даже порой ненавистная работа. И… всего лишь работа. Её спасало общение с другими девочками, с которыми она была в одной лодке. Пусть не всегда, но очень часто. А на сцене она наслаждалась и спасалась танцем. Только танцем. Для себя она превращала работу в танец и могла им наслаждаться. Она умела делать это. Потому что она любила танцевать. И иногда она просто закрывала глаза, отдавая всю себя движениям. В такие моменты для неё никого не было, она танцевала для себя. Это была её собственная реальность, в которой не было мыслей, проблем, клиентов, вообще людей. Только танец. И всё её естество, вся женственной, всё наслаждение, вся красота виделись и чувствовались посетителями, которые сидели с полуоткрытыми ртами и раздувшимися штанами, для которых она была богиней, которые возвращались снова и снова только ради того, чтобы увидеть её; увидеть, почувствовать, насладиться.
Нужно показывать только то, что хотят видеть посетители. Она делала это. Именно это. Но не как профессионал, хотя она и была таковой в сфере стриптиза. И для того, чтобы она могла делать это, Наташа часто уединялась на заднем дворе бара с сигаретой. Она думала о дочке, которая всегда её спасала и благодаря которой она продолжала жить, но о которой мало кто знал. Не знал даже её друг (и, наверное, даже больше, чем просто друг), который появился у неё всего неделю назад. Часто её глаза слезились, а часто она просто улыбалась, вспомнив какой-то случай, иногда даже можно было услышать её короткий и скромный, но радостный и счастливый смех. А порой её лицо было просто задумчивым и светло-грустным. Может, это была ностальгия, а может, что-то другое. Этого никто не видел и не знал. Пять-десять минут постоять, покурить, а потом раздевалка и… показывать только то, что хотят видеть посетители.

И сейчас её глаза чуть слезились, но она была счастлива.
Через десять минут её выход. Покурить, привести себя в порядок, спрятать слёзы, и в окружение сигаретного дыма и мужчин с купюрами, облепивших со всех сторон сцены (хотя иногда там были и женщины). Но сегодня здесь особый посетитель. Сегодня он впервые пришёл в этот бар. Этой ночью он в первый раз увидит стриптиз. Этой ночью она будет танцевать для него. В первый раз за год она будет танцевать для того, кому она дорога и кто дорог ей. Конечно, она не будет забывать о своей работе, но сегодня она будет видеть любимое лицо.

***


Джек сидел неподалёку, чуть в стороне от середины зала, зато вокруг него было почти свободно. Наташа сразу его увидела, как только вышла, и большую часть танца её взгляд был направлен туда. Она видела его тщательно выбритое лицо, его тонкие, плотно сжатые челюсти, коротко подстриженные приглаженные каштановые волосы, его слегка выдающиеся скулы, немного потерянные карие глаза. Его лёгкую расстёгнутую ветровку, под которой светилась свежая белая рубашка; его синие джинсы и почищенные туфли. Она изгибалась, держась за шест и поначалу стараясь скрыть свою улыбку за возбуждающим выражением лица с немного разжатыми губами, за которыми были видны белые зубы, но с каждой секундой улыбка в её душе меркла, а глаза теряли тот счастливый блеск, что был до выхода на сцену. Она видела всё, кроме его улыбки, кроме его счастливых глаз. Вместо этого – словно отвращение или осуждение; его плотно сжатые губы чуть разжались, брови сдвинулись, голова немного наклонилась вперёд, из-за чего он смотрел несколько исподлобья. Он был словно в напряжении. Весь его вид, хоть и красивый внешне, говорил только об одном: как это низко… Наташа слышала его беззвучные вопросы, которые жгли и пронзали её сердце: как ты можешь? зачем? как я мог влюбиться в тебя?
…а она всё смотрела на него, и из её глаз, незаметно ни для кого текли слёзы. И пока он смотрел, Наташа не подошла ни к кому из посетителей. Заметил ли он это? Он смотрел только на неё, и она чувствовала его разочарование. В её сознании проскочила мысль, что, может быть, она плохо танцует, но Наташа знала, что это не так, и мысль ушла, почти незамеченная. Это была неудачная попытка успокоить себя, но не более того. Сегодня она танцевала лучше, чем когда-либо.
Другие же мысли её не покидали. Они стоят на песчаном берегу парка Альфред Браш Форд, где река Детройт, омывая на западе остров Бель Айл, впадает в озеро Сен-Клер. Вокруг никого нет, хотя день солнечный и тёплый, с лёгкой облачностью. Дует свежий восточный ветер, развевая волосы Наташи, которая время от времени их поправляет. Его расправленная рубашка колышется, раздуваясь на ветру. Звуки волн аккомпанируют тишине, окружающую стоящую на берегу озера пару. Где-то вдалеке видны точки яхт, разрезающих водную гладь. Но Джек и Наташа туда не смотрят. Они смотрят друг на друга, держась за руки.
– Мы могли бы встречаться, – говорит Джек.
– И тебя не смущает, что я танцовщица? – Наташа улыбается.
– Меня это ничуть не волнует, – улыбаясь в ответ, отвечает Джек.
Потом они ещё некоторое время молча смотрят друг на друга, не замечая, как расстояние между их губами становится всё меньше и меньше… и вот их губы сливаются в незабываемом чувственном поцелуе, а потом… ей пришлось объясняться с хозяином, почему она опоздала на работу. Но она не жалела. Да какое всё это это имеет значение сейчас?
Сейчас она видела, как он встал и ушёл, не дождавшись окончания её выступления. Не улыбнувшись, не махнув на прощание рукой, не оглянувшись. Наташа моргнула, и две капельки слёз упали на сцену. Никто этого не заметил, как никто ни видел её мокрых щёк, потому что она закрывала своё лицо волосами, когда подходила или подползала к тому или иному посетителю. Работала, как обычно, когда Джек уже ушёл… Никаких всхлипываний, никаких вздохов, никаких истерик, только сексуальное и соблазнительное возбуждающее тело, только сексуальный и соблазнительный танец. Только то, что хотят видеть посетители.
Через пару минут Наташа уже была за кулисами, где быстро накинула лёгкую кожаную курточку, взяла сумочку и вышла покурить, закрыв за собой дверь. Из сумочки она достала пачку Гламур Суперслимс Ментол, из которой вытащила одну сигарету, и зажигалку. Курила она не часто, заядлой курильщицей не была, но иногда сигареты ей были нужны. Как сейчас. Пачку она бросила обратно в сумочку и стала пытаться подкурить, но руки дрожали, и сделать этого никак не получалось, зажигалка только искрила, когда барабан чиркал о кремень. Наташа глубоко вдохнула, что едва не превратилось во всхлипывание и наконец зажигалка дала огонь. Наташа подкурила. Подняв голову, она посмотрела в небо. Звёзды. Красивые, и так много. В это время объявляли выход следующей танцовщицы – «Энжел», которую девочки знали как Джо. Глухо заиграла весьма ритмичная и весёлая музыка, которая сейчас донельзя раздражала Наташу, хоть она и старалась не обращать на неё внимания. Она хотела отойти подальше, полагая, будто это сделает музыку ещё глуше, но едва сделала шаг, как дверь открылась, и вышла Сильвия. Увидев её, Наташа смутилась и удивилась, и поспешила отвернуться, став к ней спиной.

***


– Ну что, поехали уже! – нетерпеливо сказал Билл, повернув своё лицо с трёхдневной щетиной в сторону Энди, смотря на него своими остекленевшими мутными глазами из-за линз стильных очков.
Энди сидел с тонкой белой трубочкой в носу, пытаясь втянуть дозу белого порошка. Его немного трясло.
– Не отвлекай меня! – не повернув голову, огрызнулся он. – Я пытаюсь сосредоточиться!
– Удивительно, что ты трубочку вставил себе в нос, а не в задницу. Давай быстрее, я хочу покататься!
– Щас эта трубочка у тебя в заднице окажется, так что лучше заткнись!
Энди опять попробовал «сосредоточиться». Зажав левую ноздрю рукой, он насколько это возможно аккуратно захватил дрожащими пальцами правой руки трубочку, чтобы та не вылетела, и начал вдыхать. Билл чуть не трясся от нетерпения. Он свою дозу уже принял и терпеть не мог, когда его приятель, Энди, эта пивная бочка, начинал вести себя как последний придурок. Но, чёрт возьми, именно он доставал им порошок, так что приходилось иногда терпеть. Однако порой Биллу казалось, что терпение у него вот-вот закончится.
– Давай быстрее, чёрт тебя дери!
Четверть прямой тонкой дорожки («и как эта дрожащая задница могла такую дорожку сделать?» – всё-таки успел удивиться Билл) уже ушла, но Энди как будто специально делал это медленно, что просто бесило Билла. Чёрт, будь он за рулём, ему было бы глубоко наплевать. Но он не за рулём (всю жизнь предпочитал, чтобы его катали), и всё, что оставалось, это держать себя в руках. Что он и старался делать. Пока.
Энди не ответил. Он вёл трубочкой по картонке, что лежала на его колене, и был полностью поглощён этим занятием. До тех пор, пока внезапная судорога, дёрнувшая его ногу, полностью не отвлекла его от этого процесса.
Картонка упала ему между ног, порошок пылью осел на чёрных джинсах.
– Чёрт! Чёрт! Твою мать! – завопил Энди от отчаяния и бешенства и в припадке изо всех сил стал бить рёбрами ладоней по рулевому колесу. Билл не растерялся, хоть его уже и успело зацепить от принятой им дозы и начал пробирать смех, и, быстро перегнувшись на водительское место, сделал Энди захват шеи, словно собирался сломать её, закрыв ему рот рукою.
– Тихо! – прошипел он. – Ты что творишь? Вообще крыша съехала?
Энди ещё некоторое время пытался сопротивляться, оставаясь во власти одолевшего его бешенства. Он, хрипел, размахивал руками, стараясь высвободиться, всё его тело качалось и тряслось так, словно жир в его животе превратился в жировое торнадо, но Билл крепко держал его, всё больше сдавливая горло, стараясь, чтобы из Энди вообще не выходила ни одного звука. Машина качалась так, словно пьяные подростки занимались в ней сексом, но скрипела всё-таки не очень громко. Подумав об этом и представив, что если бы кто-то проходил мимо и увидел такую картину, только с двумя мужиками под дозой, Билл больше не смог сдерживаться и заржал. Однако хватку он не ослабил. Энди зло посмотрел на него, что было видно в зеркале заднего обзора. Его лицо было красным, как капот их «кадиллака», на котором мерцали свиные глазки, а из носа текла сопля. Если Энди о чём-то и думал, то только о том, что Билл, этот интеллигент хренов, смеётся над ним, над его неуклюжестью, отчего кровь его вскипела от злости ещё больше, и к раскрасневшемуся лицу не хватало только пара из ушей.
«Хорошо, хоть не засигналил, тупица» – подумал Билл, немного успокоившись, но пытаясь сдерживать себя. Уже не от ярости, что давила его несколько секунд назад, а от нового приступа смеха. Чтобы это было сделать проще, он начал оглядываться по сторонам, насколько это позволяла сделать его повёрнутая поза. Пусть он и под кайфом, но не полный идиот, чтобы не быть осторожным, в отличие от его придурковатого дружка. Никого. Определённо никого. В ближайших домах света нет, по улице никто не ходит. Даже собак не видно. Дорога пуста. Тихо. Энди стал сопротивляться меньше, но Билл знал по собственному опыту, что это ещё ничего не значит. Однако он немного позволил себе ослабить хватку.
– Успокоился? – серьёзно спросил он.
Энди покачал головой.
– Положи руки на руль.
Энди послушно сделал это.
– Хорошо. Теперь слушай внимательно. – Билл посмотрел ему в глаза. Они не столько выражали злость, сколько испуг. – Я не хочу попасть за решётку из-за какого-то обдолбавшегося вспыльчивого тупицы. Ты меня понимаешь?
Энди покачал головой, не обращая внимания на оскорбления. За годы общения он усвоил, что когда Билл настроен серьёзно, его лучше понимать с первого раза. Билл ещё несколько секунд пристально смотрел на своего приятеля, а потом улыбнулся и отпустил его.
– Я не над тобой смеялся. Но машина так качалась, словно в ней кто-то трахается.
И Билл опять засмеялся. Горло болело не сильно, и Энди откашливался не очень долго. Наконец он смог сделать глубокий вдох. Потом провёл рукавом рубашки по носу, вытерев соплю.
– Какой же ты говнюк, Билл, – чуть ли не обиженно процедил он.
Что ж, во вспыльчивости Энди была и положительная сторона. Он успокаивался почти также моментально, как и выходил из себя. И пусть он и был тупицей, который, однако, окончил среднюю школу, деньги считать он умел и знал, где можно достать товар.
– Ладно, проехали, – произнёс Билл. – Отряхнись, примем и поедем. Там же ещё осталось?
Энди оглянулся (всё ж в нормальном, по крайней мере, относительно нормальном, состоянии у этого парня мозги работали) и вытащил из бардачка шкатулку, похожую на футляр для очков. Не поднимая её выше колен, он открыл крышку.
– Да, ещё достаточно.
– Ну вот, и не нужно так беситься. Но я бы посоветовал тебе не делать дорожку ещё раз. Иначе я точно потеряю терпение.
– И не собираюсь, – пробурчал Энди. Видно было, что ему и самому не хотелось повторять дорожку ещё раз.
Он достал небольшой пакетик, высыпал оттуда себе и передал пакетик Биллу. Сам же лицом уткнулся в ладонь, после чего послышался громкий шмыг, и сразу откинул голову назад, вздрогнув всем телом. Его нос, губы, подбородок были белыми, но Биллу не нужно было напоминать ему об этом. Он в это время был занят своей дозой, уже второй. Она была нужна ему после выходки своего приятеля. Но сначала он подождал, чтобы у Энди опять не случился припадок. На этот раз всё прошло хорошо. Билл передал пакетик обратно Энди, когда тот доставал платок из кармана рубашки, чтобы вытереться, и занялся порошком. Не так яростно, как его приятель, и принял всё до последней пылинки. Если даже и не всё, то остатков не было заметно. Пакетик Энди свернул, положил в шкатулку и поставил обратно в бардачок, щёлкнув крышкой, закрывая его.
– Ну что, поехали? – спросил Билл удовлетворённо.
Энди ничего не ответил. Его брови сдвинулись, а пальцы правой руки поглаживали подбородок.
– Эй! Энди, ты чего, чёрт тебя возьми? Поехали уже!
– Подожди.
– Я уже задолбался ждать! Что за хрень ты опять паришь?
Лицо Энди просветлело, и на нём появилась улыбка, словно он и не слышал Билла.
– Придумал! Смотри, что у меня есть, – произнёс он, глазами указывая вниз.
Билл автоматом посмотрел ему между ног.
– Твою мать, ты что, совсем!? – Но это было не возмущением. Билл засмеялся. До Энди дошло, как выглядел эго жест в сумме с его шёпотом и тоже завёлся.
– Нет, нет, чувак, ты не так понял! – трясясь, сквозь смех ответил он. – Посмотри на мою руку.
Билл посмотрел. Там было пусто.
– Ты что, издеваешься? В ней ничего нет!
– Чёрт, забыл вытащить!
Энди в спешке засунул руку в карман, немного там покопался и вытащился её, сжимая кулак.
– Теперь порядок, – удовлетворённо сказал он.
– Что у тебя там? Если мы просто зря теряем время, я тебя задушу прямо сейчас!
– Уж поверь, не зря. – Энди загадочно улыбнулся.
Хоть они оба и приняли дозу, но сейчас чувствовали себя так, словно ничего не принимали вообще. Обманчивое впечатление, как они знали. Энди разжал кулак. На ладони были две таблетки, похожие на аспирин.
– Что это? – спросил Билл.
– А ты догадайся!
Билл смотрел на эти белые таблетки, припоминая, что о чём-то подобном они с Энди когда-то говорили. Потом его осенило.
– Твою мать, брат! Это то, о чём я думаю?
– Да, то самое! Бери одну.
Билл взял.
– Откуда?
– Это не важно, главное, что штука, как они сказали, очень убойная.
– Не, в натуре, чувак, откуда, скажи, интересно ведь!
– Хрен с тобой. Это японцы подогнали. И не беспокойся, мы с ними в расчёте, поверь, я всё уладил, – добавил Энди, увидев подозрительный взгляд Билла.
– И что дальше?
– Просто надо проглотить.
Билл сомнительно повертел в пальцах таблетку. Он принял уже две дозы порошка, и ему не очень хотелось рисковать.
– Ты уверен? – спросил он Энди.
– Я хотел немного подождать сначала, прокатиться, но… Мне не терпится попробовать. А тебе?
Энди попал в точку. Как ни велик был риск, ему тоже не терпелось попробовать. Но всё же он продолжал обеспокоенно вертеть таблетку в пальцах.
– Ну что ты смотришь? Давай! Помнишь, как долго мы мечтали о чём-нибудь новеньком? Ну так вот, это наша мечта! Сколько мы уже всего перепробовали! Что сейчас отступать? Или я зря, что ли, деньги им отдал? Хватит уже дерьмом давиться, пора попробовать стоящую вещь!
Билл испытал острое желание попробовать «что-то действительно стоящее». Ведь правда, они так долго мечтали об этом, и вдруг, когда это у него в руках, он спасовал? Из-за того, что принял две маленькие дозы порошка? Нет, ни за что!
– А, к чёрту! – и Билл закинул таблетку в рот. Энди довольно кивнул и сделал то же самое.

27.09.2012

Благодарим за оценку.
Категория: Романтические (Проза)
Дата публикации - 26.09.2012, в 18:07
Автор © GothicDoomDeath
Просмотров: 718 | Комментарии: 0 | Дата последнего редактирования:
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Прописаться в замке | Вход ]
Форма Входа
Логин:
Пароль:
Чат (в таверну)
Статистика
Сейчас в Замке - 1
Из них странников 1
И жильцов 0

Постояльцы онлайн:
Одни лишь призраки витают...

Посетили сегодня:
Афоризм
Афоризм Жильца:


[ добавить свой ]


Афоризм Классика: Любимые афоризмы
Последние комментарии
Поиск по разделу

Copyright GothicCastle.ru 2007 - 2024

Возникла идея по улучшению сайта? Пиши сюда (ссылка).