От сына

I. Утро

Сегодня утром я услышал слова, от которых кровь в моих жилах превратилась в лёд.

Я стоял у плиты, наблюдая, как мать с братом уплетают блинчики с мёдом, а отец увлечённо листает номер «Воскресного вестника», как вдруг заметил в окне идущего к нашему дому почтальона. Он бросил что-то в почтовую щель и быстро исчез. Упавшее нечто громко шлёпнулось на коврик, однако никто, казалось, ничего не услышал.

- Пап, кажется, тебе письмо, - как бы невзначай заметил я.

Отец, нехотя и вздохнув, встал и скрылся в коридоре.

«Ну да, раз я с вами не завтракаю, то и разговаривать со мной ни к чему…» - подумал я.

Войдя в кухню, отец выглядел куда более взволнованным, чем даже когда до него донеслись слухи о возможном его увольнении – это было около месяца назад. Тем не менее, с трудом сдерживая чувства, он сел и дрожащими руками вскрыл конверт. Я не мог понять, рад он или встревожен, пока…

- Марта, наших детей пригласили в лагерь «Ночной лес». На несколько дней, - сдавленно выдохнул он.

Кажется, я от неожиданности даже вскрикнул. А затем замер в ужасе.
Мой брат-близнец засиял, отец и мать бросились обниматься. За один миг в голове моей пронеслись тысячи картин – картин тёмных, ужасающих своей жестокостью, картин пророческих и неизбежных. А мои родные, ничего не подозревая, плакали от счастья, которое выпадает лишь избранным.

Тихо подойдя к отцу и тронув его за плечо, я услышал короткое: «Отстань». Несколько раз обратившись к матери, к отцу и к брату по очереди, я попытался донести свою мысль, предупредить об опасности. Я не хотел умирать так рано, мой брат не должен умереть этим летом. Они ничего не знали, а я откуда-то узнал. Я увидел, что с нами произойдёт, если мы поедем в этот лагерь.

Я отошёл обратно к плите, осев на пол и глядя на продолжение их радости – восторженные планы закупок, фантазии о том, что может случиться в несколько дней этого замечательного приключения, о котором мечтает каждый подросток, не сползающие с их лиц улыбки. Я же мысленно перебирал все возможные варианты разладить поездку. Или расстроить предвиденное мною в случае, если поездка всё же состоится… Может быть, стоит написать анонимное письмо и в нём описать все те ужасы? Или письмо с угрозой, из-за которого они побоятся отпускать нас даже в школу? Может быть, проколоть шины в ночь перед отъездом или заболеть? Перебирая эти мысли-соломинки, я и не заметил, как родные кончили завтрак и, довольные, стали расходиться по своим делам. Отец что-то крикнул, поднимаясь на второй этаж, и внутри у меня всё заныло.

Отъезд назначили на завтрашнее утро.
 

II. Разговоры

Как бы тяжело мне ни было ощущать свою беспомощность и осознавать нежелание родных услышать меня, я должен был бороться. Я решил, что наедине со мной брат не будет вести себя так заносчиво, как при родителях. По крайней мере, так есть шанс, что он меня выслушает…
Он сидел на кровати, перебирая всякое барахло – игрушки, журналы, CD-диски. Обычно, когда я захожу в его комнату, он кричит и гонит меня вон, но в этот раз он даже не заметил, как я вошёл.

- Стюарт, я хочу объяснить тебе, что поездка – идея не из лучших. Там опасно…

- Заткнись! – резко выкрикнул брат. – Твоё враньё… избавь меня от него хотя бы сейчас!

- Мне незачем врать! Я видел, что будет – в окрестностях лагеря водится чудовище, которое пожирает детей. Я видел тебя… ты…

- Хватит! Отвали от меня! - он ударил кулаком по матрасу, так что несколько игрушек взлетели и приземлились у моих ног. – Вечно ты хочешь отравить мою радость! Если не уберёшься, я сам стану для тебя чудовищем и разорву на части!

Увидев, с каким отчаянием в лице он прокричал последнюю фразу, я понял, что что-то не так. Конечно, я отступился и закрыл за собою дверь… Надо попробовать попозже. Может быть, ему тоже придёт видение? Не зря же мы близнецы. О, дай бог…

Мама сидела в кресле за книгой, попивая какао с соевым молоком.

- Мам… - начал я без какой-либо надежды: она со мной не говорила почти год, - поэтому я не удивился её молчанию и сразу пошёл в гараж. Отец проводил там каждое утро, пытаясь что-то изобрести. Я даже как-то дал ему пару подсказок, а он потом всем говорил, что додумался до этого сам. Но мне не жалко – это же отец.

- Слушай… - начал я, не зная, как и что говорить. Отец обернулся, фыркнул и снова пропал под капотом своей любимой «Шелби» 1965-го года. – Не стоит нам ехать туда; я тебе клянусь, что там нас ждёт беда. Разве нельзя послушать меня хотя бы раз? Нам грозит большая беда… Я всё объясню. Отец?

Он махнул рукой, как будто смахивая назойливую муху, и грозно прорычал:
- Хватит меня донимать! Нам выпал редкий шанс, безопасность нам гарантирована президентская, такой случай для наших детей мы не можем упустить! Не знаю, какие басни ты намерен рассказать мне на этот раз, но слушать ЭТО я не хочу. Я понятно объясняюсь?

Почувствовав себя назойливой мухой, я опустил глаза и поплёлся из гаража. Может быть, позже…

III. Ночь

Весь день у них прошёл в заботах. Всё вокруг меня кружилось и вертелось, а я время от времени безуспешно пытался это остановить. Но разве можно успокоить ураган, стоя в его эпицентре и размахивая слабыми руками в противоположную сторону? Тем не менее, понимая всю тщетность своих посланий, я делал шаг за шагом – и неизбежно падал.

За ужином обсуждали обновки, купленные за день к такому грандиозному случаю. Конечно, кто не хотел бы предстать во всём великолепии, если бы не нависшая угроза?

Лагерь «Ночной лес» находился среди поля, в небольшой чаще, со всех сторон окружённой зарослями гигантской пшеницы и модифицированной сои, и представлял собой всего лишь одноэтажный дом о нескольких комнатах, да ещё и без электричества. Ходили слухи о том, что в этом лагере возможно всё – любые чудеса, не нарушающие Устав (содержание которого хранится в секрете), оберегающий детей от опасных фантазий, и что за всем происходящим наблюдает Директор. Он примечает каждую деталь, каждое воплощённое желание и каждую выразившуюся мысль за каждым ребёнком. В конце, когда родители получали своё чадо назад, вместе с ним они получали для него и пропуск в будущее – Директор распознавал таланты и давал направление к величайшим учителям, которые со стопроцентной гарантией делали из даже слабенького семечка огромный яркий подсолнух. В общем, по слухам – в этом лагере рождали Великих.

Однако в этот раз великой должна быть беда, и я никак не мог этого остановить.

Кажется, именно с этой ночи у меня начались проблемы с памятью, потому что, едва уснув, я очнулся и обнаружил себя не дома в постели, а в полутёмной комнате, полной смеха и шёпота. Я был уже там…
 

IV. Ночь

Приходя в сознание, я стал различать обстановку. Из окна лился яркий лунно-звёздный свет, окрашивая всё в таинственный холод. Детей в комнате было немного, все примерно лет четырнадцати, все весёлые и бесшабашные. Кажется, обсуждали внезапно нагрянувшее счастье. Я быстро отыскал глазами брата – он тарахтел с каким-то патлатым парнем, смеявшимся через каждые два слова. Часов нигде не было, и я мог только гадать, сколько сейчас времени. Любопытно, что в этой Г-образной комнате были одни мальчишки. Наверное, для девочек есть отдельная? Мне показалось, что лунный свет на миг стал бледно-зелёным, как бы в знак согласия с моей мыслью. Мне это показалось очень смешным, нелепым и чуть пугающим. Вдруг мне стало тесно и тяжело среди этого гама, он стал давить на уши… Я вспомнил вчерашний ужас и физически ощутил его близость. Нет, надо выйти…

На улице было до неприличия свежо, у меня даже закружилась голова. Кругом пели насекомые и птицы, ясное небо пульсировало звёздной россыпью вокруг почти полной Луны, шумел тихий ночной ветер, кусты обнимали друг друга, укрытые сенью могучих дубов и берёз, которые кольцом окружали лагерь. Где-то справа умиротворённо журчал ручей. Мне даже показалось, что всё моё видение – это страшный сон, принятый мною по ошибке, по своей яркости и силе воздействия, за реальность.

Я вошёл в этот чудесный маленький лес – и все внешние звуки куда-то исчезли. Переступив с ноги на ногу, я чертовски испугался шороха листьев. Я тихо хмыкнул и скорее услышал, чем ощутил, что в горле моём пересохло. Где же птицы и сверчки? Где ветер? Всё стихло. Лишь я мог нарушить сокровенную тишину ночи, и мне почему-то очень не хотелось этого делать. Было страшно шевельнуться, страшно дышать, я услышал, как пульсирует в голове и бежит по жилам кровь. Я хотел сказать ей: «Постой, тише!» - меня всего сковал тот ужас, которым оледенило тогда видение. Свет Луны и звёзд начал потихоньку угасать, когда я вдруг услышал шорох кустов за спиной. Кто-то медленно приближался ко мне, и его тихие шаги скорее волочились по летне-осенней листве, чем ступали по ней. Он дышал долго и тяжело и наконец остановился позади меня и затих.

Вдруг сила, вернувшаяся к моим ногам, разломила надвое тишину – я стрелою полетел в лесную глушь, без разбору – лишь бы подальше от того ужаса, который только что дышал мне в затылок. Пока я бежал, мне казалось, что Он прилепился к моей спине и следует за мной, что бежать бесполезно, и тогда мои ноги слегка подкашивались, путались в лесных корнях, но, спотыкаясь, я находил в себе новые силы и наконец был выброшен на лужайку перед лагерем.
Снова запели птицы, ветер ласково потрепал мои волосы и поцеловал саднящую щёку. Отряхнувшись от земли, я быстро вошёл в дом, боясь худшего, но… в принципе, я его и обнаружил.

Нет, все были живы, но играли в странную игру – компания поделилась на две команды, целью же игры было попадание в кольцо противника рулоном туалетной бумаги, которая выступала в роли мяча. Соперники буквально вгрызались друг в друга руками, вырывая заветный рулон, сбивали соперников с ног, делая различные финты, прыгая через диваны и кресла, проскальзывая под столом, даже порой пробегая по стенам и перепрыгивая друг через друга. Меня ужаснул, во-первых, смысл этой игры (то есть её бессмыслица, особенно с учётом того, что в «Ночном лесу» каждая личность проявляет сокровенные таланты), а во-вторых, во мне промелькнул смутный ряд мыслеобразов, обдавший меня всё тем же холодом и заставивший сердце дрогнуть. Казалось, из глубины леса на меня смотрит Он, гордо сверкая пустыми глазами и ожидая финала этой игры, которую сам и затеял. Во мне вдруг вспыхнула мысль: «Нельзя ни в коем случае, чтобы они играли в это три ночи подряд. Только тогда нас ждёт беда. Надо как-то их остановить…»

Где-то за окном Существо улыбнулось и скрылось в глубине чащи. Я увидел это с закрытыми глазами, уже когда лёг спать в не занятую никем постель. Я надеялся, что завтра утром их восторг чуть утихнет и я смогу отговорить хотя бы одного. Хотя бы одного – и, кажется, уже это залог спасения…
 

V. Ночь

Меня постигло глубочайшее удивление, а затем и ужас, когда я проснулся не от солнечного света, слепящего из окна, не от шума просыпающихся товарищей, а от пения ночных птиц, ворвавшегося в комнату чарующим ноктюрном, но принесшего мне не упоение, а нотки недоумённого страха! Мои товарищи снова расселись по небольшим группкам и что-то оживлённо обсуждали, то и дело хихикая. Я начал разбирать обрывки их разговоров.

- Я никогда бы не подумал, что смог бы ничего не сделать!

- Да ладно, Курт, ты ничего не сделал, а я – ничего не сделал! Попробуй повторить такое!

- А ты видел, как Саманта ничего не делала? Я в жизни не видел ничего красивее…

- Сначала я пытался ничего не делать, потом пробовал ничего не делать – но всё безуспешно. Я начал ничего не делать – ничего не делал, ничего не делал и ничего не делал. Я уже подумал, что у меня нет ничего за душой, как вдруг понял – нужно ничего не делать! Попробовал – и сразу же получилось! И ты не поверишь, как это приятно, я был как рыба в воде…

- Директор приказал мне ничего не делать, но я даже не знал, что это такое. Тем не менее руки сразу начали ничего не делать, ноги ничего не делали следом за руками – и вот: я уже ничего не делал, причём с такой прытью, что аж испугался! Ничего не делать – вот моё призвание!

Мне подурнело. В этих «ничего не делать» слышался какой-то свист, как будто от сквозняка. Они повторяли друг за другом, как какие-то болваны, не понимая, что несут околесицу.

- Завтра я буду ничего не делать вдвое быстрее и лучше!

- Ну, это мы ещё посмотрим, кто быстрее!

- «Ничего не делайте!» - сказал он трём девчонкам. Они начали ничего не делать, и у одной получалось явно лучше. Эту девчонку он подозвал к себе и дал ей какую-то книжку. Похоже, всю жизнь она посвятит тому, чтобы ничего не делать.
- Я тоже в детстве об этом мечтал. Но ничего не делать мне гораздо ближе, это я понял лишь сегодня.
- А я пока ничего не понял…
- Ничего, ещё два дня впереди! Может быть, пора У?
- У! У! У! – со всех концов комнаты начали раздаваться разрозненные голоса. Мой брат, который, кажется, больше всех хвалился тем, что «ничего не делал», достал из-под подушки толстый рулон туалетной бумаги и бросил его старосте.

На начавшийся следом хаос и смотреть не хотелось. Я вышел на улицу и сел на узенькую лавочку у входа в дом. Звёзды всё так же сияли с прозрачного неба, редкие облачка, наплывая на Луну, растворялись в холодном свете, и неожиданное упоительное блаженство наполнило мою душу. На какой-то миг я забыл о грядущем ужасе, тревога покинула меня. От ощущения безграничного счастья я закрыл глаза и улыбнулся, чтобы через пару секунд ощутить, как чей-то горячий язык лижет мою руку. Это был огромный чёрный пёс – он радостно вилял хвостом, припадал к земле на передние лапы, зазывая меня играть, бросаясь целоваться прямо в лицо и игриво поскуливая. Я рассмеялся от вида этого добродушного великана, поднял лежавшую тут же ветку и бросил её подальше, одобряя заигрывания своего нового друга. Но пёс, взяв ветку в зубы, взглянул на меня и отбежал метров на двадцать влево, остановился и уставился на меня. Хвост его время от времени подёргивался – собака ждала, она хотела мне что-то показать. Я, делать нечего, встал и направился за ней. Обойдя дом кругом, мы остановились у начала рощи, у огромной ивы со стволом в пять обхватов. Она величественно шумела и возвышалась даже над могучими дубами, доказывая всем своим видом могущество хозяина этого небольшого леса. Пёс положил ветку у основания, и я заметил, что кора в этом месте была содрана, а на лысой поверхности дерева кто-то выцарапал картинку: девушка, мчащаяся на мотоцикле, звёзды и Луна над нею, а сзади, на некотором расстоянии от девушки, клубок кривых линий, продолжающийся вправо горизонтально до самой коры. Мне показалось, что от этого клубка исходили какие-то неясные звуки, как будто какая-то знакомая песня… В неясном переплетении голосов я услышал женский шёпот: «Давай потанцуем танго…»  На миг мне почудилось, что это сказал пёс и что я начинаю сходить с ума, как вдруг резкий толчок в спину заставил меня упасть на колени. Я испуганно повернулся, готовый драться, но не увидел рядом никого. Даже собаки. Зато я снова услышал ветер, звуки птиц, цикад и сверчков, ощутил поглаживания ветра по коже… Я и не заметил, что всего этого не было! Зато рисунок остался таким, каким мне его показал пёс. Что-то в этом рисунке внушало мне надежду вперемешку с отчаянием. Мне захотелось плакать от ощущения неизбежности, от смутного осознания, которое я пока не мог выразить словами.

В темноте чащи что-то пошевелилось и замерло. Постояв с минуту, настороженно вглядываясь в сумрак, я решил тихо вернуться ко входу в дом. Боясь лишний раз вздохнуть, я поднял ногу, чтобы сделал шаг, как вдруг нечто в лесной темноте пришло в движение – оно то ли волочилось прочь, то ли волочило что-то за собой. Звук был такой, будто что-то или кого-то тащат… Я помчался к дому и с вырывающимся из груди сердцем закрылся изнутри. Гостиная была освещена мягким бальзамом лунного света, из комнаты мальчиков доносились звуки оживлённой и даже свирепой борьбы, из комнаты девочек – нестройный хор гитар и голоса: «Давайте скушаем Джайлза…» Ничто не внушало опасности, но в воздухе витало физически ощутимое напряжение. Как перед грозой. Может быть, я сошёл с ума?

Что за странная игра? Играть до тех пор, пока рулон бумаги не истратится в процессе очередного матча? Почему я не помню второе утро, день, вечер? Почему я живу только по ночам? Почему всё так абсурдно, что за разговоры про талантливое ничегонеделание?

Бродя по минному полю неразрешённых вопросов, я дождался, когда гомон в комнате затих, и вошёл, чтобы лечь спать. Или не спать.
Когда перешёптывания закончились, я решительно подошёл к кровати брата и встал рядом. Он расположился на втором ярусе и пока не спал, мечтательно глядя в окно, озарявшее его глаза голубым огоньком. Казалось, он специально смотрел мимо меня, и тогда я взбесился – одной рукой прижал его затылок к подушке, с силой надавливая на лоб, а второй рукой закрыл рот, чтобы он не орал и не мог сказать очередное «заткнись». Я яростно зашептал:

- Потерпи и послушай меня хотя бы минуту, Стюарт! Если тебе дорога жизнь, ты должен мне поверить. Завтра ночью, когда соберётесь в комнате играть в это туалетное безумие, ты должен отговорить ребят от этой тупой игры. Если начнёте и закончите её, вас всех сожрут! Может быть, я похож на шизика, но меня об этом предупредил Директор. Это часть нашего испытания, в котором поражение – смерть! Умоляю, послушай меня и сделай, как говорю. Я готов год помогать тебе во всём, не заходить в комнату, делать за тебя домашку, отдавать карманные деньги, только прошу – не играйте! У меня всё…

Я его отпустил. Сердце моё стучало. Брат ошалело посмотрел на меня, и на его лице выступил пот. Я лёг в свою постель и оттуда увидел, как он накрылся одеялом с головой. Может быть, я его слишком напугал? Но что делать – я хочу спасти его, он должен понять, если не дурак…

Я не заметил, как уснул.
 

VI. Ночь

Я снова проснулся ночью. Снова мне было не по себе, но чувство долга, тяжёлое, как будто мне на шею повесили огромный кладбищенский крест, заставило меня встать в центре комнаты и крикнуть «НЕТ», когда ребята стали договариваться об очередной игре. Стюарт желал играть с особым рвением, я даже на миг стал немного ненавидеть его из-за этого – просил же... Какой-то лысый парнишка достал из-под кровати огромный рулон туалетной бумаги, показывая его всем и хвастаясь его размером. Компания загудела в предвкушении долгой, увлекательной финальной игры. Я, зарычав как волк, бросился в сторону лысого, вырвал рулон из его рук и с яростью швырнул его в форточку. К сожалению, я не попал, а рулон, с гулом отскочив от заляпанного стекла, грузно бухнулся на пол перед моим братом. Лысый чему-то несказанно удивился, а потом завопил:

- Сама судьба велит начинать! Вперёд!

Меня чуть было не сбил с ног какой-то толстяк. Я машинально упал на пол, пропуская над собой его тело, каким-то чудом поднявшееся в воздух в попытке вышибить «мяч» у соперника, и ползком кое-как выбрался из этого бушующего ужаса. От досады я готов был грызть воздух, тем более что я ненароком инициировал начало матча… В злобе на самого себя и на этих безмозглых болванов я выскочил на улицу и уже знал, что делать. Я буду патрулировать окрестности дома. Я буду охранять вход. Эта тварь не войдёт, а я не лягу спать, пока не встречу восход Солнца!

Усевшись на лавочку и нервно постукивая кулаком по ноге, я мучился неясным ожиданием. Мне хотелось, чтобы я и вправду оказался сумасшедшим, а мой брат – вне опасности. Никаких монстров же не существует, это каждый знает! Нигде их нет, даже здесь – в месте, где воплощаются самые лучшие желания мальчишек и девчонок, где раскрываются их таланты, где мечте суждено стать явью! А вдруг мой талант – придумывать и воплощать кошмары? Вдруг мой талант поглотил всё остальное? Нет, я ведь даже не помню, что было днём, я не помню фигуры Директора, не помню никого из вожатых, ни даже солнечного света… А что, если мой талант – мучить себя страхом? Звучит нелепо и смешно, Устав бы этого не допустил. И я понимал сквозь свои попытки найти какую-то земную, привычную мне логику происходящего, что правда явилась мне ещё дома – в виде грозного, холодного, беспощадного видения, которому суждено сбыться этой ночью. Но я был готов сражаться!

Сжав кулаки, я сидел на лавочке, уставившись в темноту чащи. Вдруг безумная мысль посетила мой ум… На мгновение лунный свет мелькнул бледно-зелёным, и уверенность во мне окрепла. Я встал и направился прямо в лес. Я решил поиграть в приманку.

Пробившись сквозь кусты малины и слегка исцарапав руки, я попал в царство тишины. Здесь было слышно каждое движение. Если Он появится в этой чаще, даже на противоположной её стороне, я это услышу. Осторожно пройдя несколько шагов, я снова заметил, как тускнеет холодный свет и небеса погружаются во мрак беззвучно двигающихся крон. Когда света стало так мало, что я перестал видеть, куда иду, я развернулся. Где-то там, вдалеке, виднелось лунное свечение, отразившееся в старых стёклах лагеря. Здесь, между стволов, оно было подобно умирающему маяку, который бессмысленно светил тонущему кораблю. Огромный Кракен утащит капитана на дно, но, может быть, несколько шлюпок заметят этот слабый свет сквозь бушующий шторм и ночную мглу и доберутся до берега…

Я убеждал себя в том, что теперь готов ко всему. Темнота и тишина лелеяли мою душу. И вдруг из ниоткуда эхом донёсся голос: «Давай потанцуем танго…» Какая-то старая песня, какой-то до боли известный мотив, какой-то знакомый образ поющей женщины промелькнул перед глазами, ярко отпечатавшись на сетчатке глаз, привыкших к почти стопроцентной темноте. И вдруг в мою сторону начало что-то ползти… Шелест листьев становился всё громче, существо ускорялось и приближалось, и я плотью ощутил Его жадность, с которой Он стремился получить моё тело и мою душу. Подобравшись ко мне, когда между нами было уже метров пять, Он вдруг весь осветился лунным светом и ослепил меня.

Я запомнил только трёхпалые щупальца, почти бесформенную морду, покрытую буграми, утонувшие в серых складках огненно-жёлтые глаза, его тяжёлое сопение, вздымающийся обрубок носа… Не помня себя от ужаса, почти потеряв ум, я закричал и бросился бежать. Существо взревело и помчалось за мной. Я бежал сквозь тёмный лес, видя перед собой только световой отпечаток Его силуэта, смешанного с фигурой поющей женщины, и даже мысли не допускал, что могу легко врезаться в не видимый мною ствол, что могу споткнуться, упасть и проиграть, став первой жертвой последней ночи. Прорезая собою темноту, я слышал свой крик, оставшийся позади и становившийся всё громче, слышал сопение двухметровой твари, шелест листьев, который всё больше становился похож на топот массивных лап, видел, что пространство передо мной освещается всё ярче, и свет этот исходит сзади, от моего убийцы… Холод и свет позади меня усиливались, мне показалось, что я горю, голова моя пошла кругом, и я почувствовал, как падаю…

Но упав, я будто очутился в другом мире. Я приземлился на мотоцикл, только что вырвавшийся из лесной чащи и уже мчавшийся с огромной скоростью по колее, окружённой высокими стеблями полевых растений. Небо, усеянное звёздами, освещало узкую дорогу вместо фар, полная Луна застыла в своём сиянии. Сзади меня доносился яростный рёв и топот. Я обернулся и увидел Его – метрах в двух от меня –  Он набирал скорость, готовясь к прыжку. Не зная как, я дал газу и ускорился, рассекая простор трав и распугивая ночных насекомых. Колея повела меня вправо, и впереди я заметил огни шоссе. От радости я ускорился ещё сильнее и оглянулся – существо, оставшееся далеко позади и уже сбавляющее темп, отправило отчаянный крик к небесам. Сердце моё содрогнулось от ужаса, хотя я и понимал, что уже почти вне опасности. Но ведь там остался мой брат… Ребята…
Я еле успел затормозить и чуть не вылетел на шоссе. «Ночной лес» был далеко позади.

VII. Ночное шоссе

Я почти не отдавал отчёта своим действиям, но понимал, что всё делаю правильно. Меня вёл какой-то неизвестный и как будто чужой инстинкт, безоговорочно принятый моей интуицией за нечто родное. Несмотря на поздний час, по шоссе с рёвом то и дело проносились автомобили. Я знал, что мне нужно было перейти на другую сторону и ехать просёлочными дорогами в сторону холмов и гор.

Вдруг я обнаружил, что стою на своих двоих. По какому-то наитию я поднял взгляд, посмотрел через дорогу, на небольшой холмик, и мотоциклетная фара дружелюбно подмигнула мне оттуда. Мой мотоцикл – он там! Мне оставалось перейти шоссе пешком, и тогда, я чувствовал, начнётся моё путешествие. Настоящее путешествие, моё, только моё…
Я махнул рукой, и автомобиль на ближайшей мне полосе начал замедляться. К великому моему удивлению, сделав пару шагов, я заметил справа от себя какую-то старушку, очевидно, ожидавшую удобного случая перейти шоссе. Слева от меня шла какая-то девушка, держа под руку седого старика с тростью. Странно, откуда здесь столько народу…
Автомобиль на второй полосе тоже остановился, и мы пошли дальше. Я вёл этих людей за собой, безрассудно понимая, что они ждали меня, может быть, очень давно, и даже не зная, кого именно ждут. Прежде чем шагнуть дальше, я глянул влево и заметил несущийся хэтчбек, явно не желавший останавливаться. Дав знак рукой своим спутникам, я решил пропустить этого гонщика, но неожиданно машина начала замедляться, и я шагнул вперёд. Так как автомобиль не рассчитывал на остановку, он чуть было не въехал в меня, остановившись в двадцати сантиметрах от моей ноги. Эта машина показалась мне знакомой, и я даже всмотрелся в лобовое стекло, но в темноте ничего не увидел. Кажется, этот человек куда-то очень спешил.

Встречную полосу мы прошли быстро – она почему-то выглядела тёмной, пыльной и даже заброшенной. Перейдя дорогу и обернувшись, я не нашёл ни старушки, ни девушки со стариком. Чудеса какие-то…

Внизу слева, в глубине полей, озарённый прожектором Луны и оставленный мною лагерь выглядел нелепой кляксой на фоне светлых волн пшеницы и сои. В лесную чащу с небес опускались разноцветные молнии, и, если бы я не знал о происходящей там сейчас  жестокости, я бы захотел полюбоваться магически красивым видом. Мне показалось, что «Ночной лес», этот нелепый абсурд, похожий на сон, должен исчезнуть в эту же ночь, когда двухметровая тварь с щупальцами исполнит свой ритуал – и тогда Луна перестанет светить на это пятно и, освободившись от его тяжести, одетая в платье из звёзд, станцует танго на чёрном холсте ночного неба.

Улыбнувшись, я отвернулся от пережитого кошмара и зашагал наверх, пробираясь сквозь переплетения васильков. Жёлтый свет от фары моего нового друга наполнял мою душу безграничным счастьем.